ЛИЧНОЕ 

Пять лет учился я в пединституте  на историко-филологическом факультете, в Пушкинской библиотеке любил читать свежие художественные журналы, караулил в определенный день недели «Литературную газету», уже поголовно знал заметных русских писателей, но из кубанских литераторов не отличал  никого. Один раз только был на встрече с Иншаковым, тот скучно и несправедливо рассказывал о  капиталистической Франции, которую посетил с делегацией высокоидейных кубанцев. 

Недавно откопалась в моей библиотеке книга Жана Прево «Стендаль». Издательство «Художественная литература». 1960 год.

Я ещё был студентом четвертого курса  филологического факультет.

Я уже прочитал не одну статью и не одну книгу о писательском труде. Первой стала «Золотая роза» К. Паустовского. 

«Стендаль» Жана Прево. Я порою чищу свою библиотеку, но эту книгу никому не передам,  не отнесу к букинистам (их уже и нет в городе. 

Через пятьдесят три года я перелистываю страницы и с некоторым удивлением прочитываю выделенные мною строчки.

«И ещё одно, с детства привычное для Стендаля чувство повлияет на его манеру. Он ощущает  себя провинциалом и стыдится этого».

«Но с первой же страницы он верен принципу, которым руководствовался всю жизнь: абсолютная искренность – и для того, чтобы действительно познать себя и для того, чтобы хорошо писать; есть только один способ не изменять естественности: писать как пишется, ничего не переделывая».

«Поспешим насладиться жизнью, ибо мгновения ее сочтены…»  (Стендаль)

 «Надо развивать в себе таланты, когда-нибудь пожалеешь о потерянных днях…»  (он же )

 «Стендаль сохранил записи собственных чувств и мыслей с отроческих лет. Когда писатель перечитывает некоторые  забытые свои страницы и они ему нравятся, у него является соблазн вернуться к этой прежней манере; он уверен, что,  вернувшись к ней, он обязательно понравится другим так же, как самому себе». 

«Задача все его творческой жизни, сознательная  или бессознательная, состояла в том, чтобы быть похожим на самого себя в лучшие свои минуты».

В 1965 году я подчеркнул вот эти строки:

«Так как я могу умереть в любую минуту, надо все время работать над лучшими моими вещами. Начать заниматься историей лет через двадцать, когда мне минет сорок».

Я приучился с первых читательских шагов чувствовать лучшие книги, и когда профессор порекомендовал нам в обязательном порядке прочитать роман местного… классика, я на десятой странице …заснул. 

С такой выучкой (и неожиданно для самого себя) появился я в среде затвердевших в маститости краснодарских писателей.

До этого покупал я изредка в Анапе альманах «Кубань». Жалею, что не записывал своих впечатлений, а номеров тех уже не найти.

Какую любопытную  книгу можно бы составить о  первобытном времени кубанской литературы с помощью одних лишь цитат из газет и альманаха «Кубань». Но некому этим заняться; кубанское литературоведение очень похоже «по скромности» на «писательские творения».  

Робость моя наставила меня послать свой первый рассказ «Брянские» именно в альманах «Кубань». Господь поберег меня: его не напечатали, ответили, что рассказ попахивает патриархальщиной… Если бы напечатали, так бы я и присох к этой публике, меня бы мурыжили долго и не признавали писателем. Многих поэтов затерли именно так, похоронили навсегда.

«В Краснодар вам возвращаться нельзя, ─ говорил поэту Юрию Кузнецову руководитель семинара в Литинституте Сергей Наровчатов. ─  Затрут». 

Главным оружием против успешных начинающих были доносы насчет …безыдейности.

Господь помог мне уцелеть в самом начале. Спасла Москва.

О том, как «всё было не просто», как на Кубани  заносили ни за что на чёрную доску, как тупостью, карьеризмом, лживым служением ленинским идеалам приготовили начальнички и их прислуга свержение родного  им строя, тоже можно бы кому-то приготовить  незлобный том и погоревать по поводу поведения человеческого. Но некому! Нету интереса к местной жизни, залетели со всеми потрохами в Интернет, в телевидение, у себя дома занимательно только «бабло».

 В глухой провинции обретались мы все.

 Здесь появлялись яркие имена, славились далеко за окрестностями музыканты, здесь начинали и отсюда навсегда уезжали  , становились крупными, знаменитыми питомцы муз, но ничего не менялось в самом воздухе культуры, не утончалась среда  , и публика в собрании, в зале театров  была только хорошо одетой, и все.

Провинция…

Но из Анапы, Лабинска или Темрюка столица Кубани казалась средоточием чего-то солидного, в достижениях каменно-твёрдого.

Никто эту куркульскую  глухомань не описал.

Трудно было представить, что в Краснодаре  возможно, как в Москве, Ленинграде, Киеве, Тбилиси или в Новосибирске, легкое  скромное процветание своего Дома литераторов, Дома искусств, нескучного Вертепа журналистов, где хотя бы по субботам и воскресеньям предстояло ощутить созвездие бомонда и его сочного окружения. В здешнем обществе можно было умереть с тоски, и потому многие срывались в Москву на вечное поселение. Именно здесь в среде творческой интеллигенции друг другом не интересовались совершенно: артисты не знали писателей, писатели художников и т.п.

После заказанного «кавалерийского наскока» на мои лирические вещицы и возникшего скандала (завершившегося высадкой в городе всемогущего С.В.Михалкова, который растолкал сговорившуюся братию) мне предлагали перебраться в столицу, но, не созданный для быстрой толчеи и длинных городских пространств, я  не решился на это. Спасибо Господу: в разбойные горбачёвско-ельцинские годы я оголодал бы  в Москве как церковная мышь.

Местожительство, среда затягивают тебя в свой омут, сколько ни сопротивляйся, ни сторонись, ни улетай куда-то подальше и повыше. Побудешь в Москве, в другом городе, упрячутся в небытие все твои домашние неприятности, настроения, бытовые и служебные связи, забудутся надоевшие коллеги, а вернёшься назад – все равно попадёшь в привычный, болотный плен и закрыться в своём скиту не сможешь…

 Да, жил в Краснодаре, а не печатали пятнадцать лет. Да, начальство в провинции трусливее, махровее, оттого и не пускали меня за границу. Да, в Центральный дом литераторов не заглянешь раз в неделю –  посидеть в Дубовом зале с Ю. Казаковым, Ю. Домбровским, С. Антоновым, Г. Семеновым и др., перекинуться словом с сонмом  столичных и заезжих писателей, окунуться в завлекающее разнообразие  жизненных и творческих сюжетов, поглядеть из номера гостиницы «Россия» на Кремль, да, немало почувствуешь потерь из-за того, что «киснешь где-то в дыре». Но Бог милует другим, чем-то попутно близким. Тамань, Пересыпь, Крым насыщали мои дни приятными переменами. 

          ЭПИЛОГ 

Андрей Шляхов  «Любовь одинокой насмешницы»

Н. Соколов   «Неизвестная Орлова» 

Ф. Раззаков   «Красавицы советского кино» 

Грета Гарбо  «Исповедь падшего ангела» 

Лидия Смирнова «Моя любовь» 

Ольга Суркова «Тарковский и я»

Ал. Ширвиндт  «Проходные дворы биографии»

Эдит Пиаф «Жизнь, рассказанная ею самой» 

Елена Щапова ди Карли  «Это я – Елена»    

Грейс Келли  «Фиалки под снегом» 

Одри Хепберн  «Моя прекрасная леди»

Андрей Кончаловский « Низкие истины»

Зоя Богуславская «Вымышленное» 

В. Войнович «Автопортрет»

В. Познер «Прощание с иллюзиями»

Василий Ливанов «Люди и куклы»

Андрей Макаревич «Евино яблоко»

А. Кабаков, Е.Попов «Аксенов»

Ф. Раззаков «София Ротару и её миллионы»

Ф. Раззаков «Владимир Высоцкий  ─ суперагент КГБ»

Марина Влади «Владимир, или прерванный полет» 

Валерий Золотухин «Таганский тупик»

М.Лобанов  «В сражении и любви»

З. Прилепин «Подельник эпохи»

В. Аксенов «Таинственная страсть» (2 тома)

Б. Акунин «Любовь к истории»

Бродский – «Книга интервью»

Т. Катаева «Отмена рабства» 

Д. Быков   «Календарь»

 ………………………………………………………………..

  ─ Ну хватит, ─ сказал А., профессор литературы. ─ Ясно. Это писатели компьютерной эпохи. Кроме Лобанова .

─ Ещё ряд  пройдём 

………………………………………………………………….. 

 Дина Рубина  «На солнечной стороне улицы»

Саша Соколов «Палисандрия»

Ольга Славникова «Басилевс»

Владимир Сорокин «Голубое сало» 

Виктория Токарева «Птица счастья» 

Т. Толстая  «Не кысь»

Л. Улицкая «Зеленый шатер»

И. Губерман «Гарики за много лет»

С. Довлатов «Ремесло»

Фридрих Горенштейн « Искупление»

Евгений Гришковец «Письма к Андрею»

Евгений Евтушенко  « Ардибола»

Виктор Ерофеев «Акимуды»

Ольга Карпович «Моя чужая жена»

 ─  Одни и те же из года в год… Нет ни Белова, ни Евгения Носова, ни Федора Абрамова, ни Солоухина, вместо Юрия Кузнецова какая-то Лариса Рубальская, сборник за сборником…

 ─ Кубанских книг нет совсем. Только краеведение и туризм.

 ─ Но это не мешает на отчётно-выборном собрании гордиться «дружной и результативно работой» А проблема только в «недостаточности финансирования» и в «удаленности расположения краевой писательской организации от центра города». Ни романов, ни очерков, ни статей о творчестве, даже сердитых умных писем к власти о разорении старины не …

 ─ «Но в целом»…

 ─ Ага, это любимое словечко в докладах и отчетах коммунистов …Все рухнуло, все истрепалось, перевернулось, и только искусство лжи и обмана не умирает…

 ─  «Покоя не ищем»?

 ─ О, ещё одно ходульное выражение старых лет кочует по газетам и заседаниям. Общество тихо уничтожает себя, когда самые записные ораторы и всякие дежурные  летописцы знают, что слова выпущены в пустоту, и не краснеют   произносят, пишут их, довольны собой. «Покоя не ищем. Сколько лжи.

 ─ А вот такое словоблудие: «И вновь от вечного пера, от личного причала меня вечерняя пора умчала, закачала, поволокла мой тяжкий груз неконченого сказа…» Это писал стихоплет, устроивший себе на плоту «умчала, закачала» сказочную забубенную жизнь. И это он читал на фермах перед доярками, по колено в грязи добиравшимися на утреннюю дойку, а к вечеру домой. 

─ Заметно было, что самые ретивые глашатаи «мужества и добра», сдали Союз писателей в один миг и побежали к новой власти с протянутой рукой: дайте! Вся неполноценность человеческая отразилась в  рядах Союза писателей так же, как и по всей земле нашей во время гибели страны. И предательство, и трусость, и воровство, и прежние склоки…

─ Человек слаб, а  писатель из провинции покорный слуга времени. Сегодня славит, завтра отказывается. 1949 год, «Советская Кубань». 7 августа. Читаем: 

«Чтоб прохладой степь моя дышала, а не пыль клубилась в синеве, чтобы вождь с обильным урожаем нас с тобой поздравил бы в Кремле». Что потом? Узнать можно, пролистав газеты, журналы и книги. Но мне кажется, что многие книги  уже отвезли на рубероидный завод, бросили в бочки с кислотой, получится потом хорошая бумага для магазинов, торгующих селедкой и прочим товаром…

─ И будут писать газеты «в библиотеке им.Некрасова состоялась  встреча с широко известным кубанским поэтом…»

─ Да и это перестанут писать…Кубанскому обществу все равно, есть тут писатели или нет …Да и общества в городе нет! Есть только корпоративные обеды в ресторанах  «Беллини», «Да Винчи», «Каррера», «Дон Базилио», «Маккей паб», «Мадьяр гриль-бар», «Мерси Баку», «Одесса мама», «Набоков». «Жан-Поль»… А ещё поездки в Париж, в Вену, в Лондон, на Гавайи… Доморощенная жизнь кончилась… Потому и некому переиздавать книги «какого-то Федосеева», «какого-то критика Юрия Селезнёва», а уж тем более «какого-то допотопного Наказного атамана Якова Кухаренко»...