Однажды мы проснёмся друг без друга:

Ты здесь, я ─там, уже за гранью сна...

Не знаю, будет осень иль весна,

Не ведаю, в плену какого круга

я окажусь. Рука врага ли, друга

сожмёт плечо? И будет ли тесна

юдоль моя, где мрак и белизна

былую плоть запеленают туго?

Я смерти не боюсь: она – возврат

туда, где мы уже доселе были,

где пепелища прошлые остыли,

но ждут нас за чертой обратных врат.

Меня страшит, что встретимся ─ и всё ж

Ты мимо, не узнав меня, пройдёшь!

Пускай рассвет приходит, не тревожа

тебя, мой друг, ещё хоть пять минут, ─

покуда пальцы сна бесшумно мнут

цветную глину вымысла. Но, Боже,

не удержусь коснуться смуглой кожи:

ладони задрожат, взлетят, замрут!..

И лунный серп, как старый изумруд,

блеснёт украдкой в зеркале прихожей.

Ты так прекрасна в этот ранний час,

что я могу, едва дыша, безмолвно

стоять пред нашим общим ложем, словно

ещё ничто не связывает нас:

готовый жизнь отринуть в миг любой,

как в ночь свиданья первого с тобой.

Я всё в тебе любил: твои привычки

несносные, твой голос по утрам,

воскресных дней весёлый тарарам,

переходящий в яростные стычки.

Я уходил в кабак, ломая спички

прикуривал, и водки килограмм

с друзьями выпивал, от наших драм

сбегая иногда на электричке.

Какой нас ангел за руки держал,

Своё крыло над нами простирая?

Он часто  выдавал ключи от рая,

Который по ночам принадлежал

тебе и мне. Ты помнишь этих кущ

у изголовья расцветавший плющ?

****

Вольно(поставить ударение на 2-м о) нам этот спор, затеи эти

с признаньями чужой неправоты

всё продолжать, когда и я, и ты

рассержены, как маленькие дети?

Вне логики, в неловком пируэте

аффекта ─ все слова почти пусты,

но всё ж язвят, как ястреб, с высоты

завидевший добычу на рассвете.

Охотник кто и жертва? Ястреб чей?

Иль это разъярённый ангел мщенья,

и любящему больше нет прощенья,

когда размолвка страсти горячей?

Ещё сопротивляюсь, но едва...

Убей меня, мой ангел! Ты права.

****

Ты помнишь, Елена, как пена морская кипела,

звенела цикада и плыл аромат кипариса?

Как славно Клото (удар. На 2-ю о) твою нитку сучила и пела,

судьбу разменяв на пленительный выбор Париса.

О, это глухое извечное пение крови!

Под занавес лета тусклее и ниже Стожары.

И рощи прозрачней и дали туманней, где кроме

черты горизонта ─ прибой и лесные пожары.

Ты помнишь, родная, как поздно светало? И склоны

приморской гряды розовели. И было понятно,

что мы с тобой к детским, пустым суевериям склонны,

читая с ладони, что виделось, ─ тихо и внятно.

В скалистую бухту давно не входила галера

Гнил мусор портовый под радужной плёнкой бензина.

И то, что ещё не случилось, и всё, что сгорело,

Нам кратким блаженством и вечною карой грозило.

Ты помнишь, царица, с плеча ниспадающий пеплум,

Как дым невесомый? И наших пирушек похмелье,

С неясною речью и страстью, подёрнутой пеплом,

В которую мы заглянуть ненароком посмели?

От линии жизни, от ямочек влажных и складок

Смуглеющей кожи, от глаз, переполненных светом,

когда поцелуй твой так лёгок и горек, так сладок,

куда мне деваться в холодном столетии этом?

Прощание с прошлым всегда наступает нежданно ─

сегодня, тотчас (пост. Ударен. На а) в этой паузе, а не когда-то.

И ветер попутный на парус навалится жадно.

И солью морскою забрызган рисунок заката.

Пора. Нас несут на руках гераклитовы воды,

Доносится цитра, звучат голоса, отставая,

И нет ничего, что важнее последней свободы ─

Стоять на своём, как забитая намертво свая:

Не помни. Не надо. Забудь. Возвращаться не стоит

По старым следам, где прибой, отбивая цезуру,

Читает гекзаметры, словно бы сосланный стоик, ─

Хвативши вина и в просодиях путаясь сдуру...

ИЮЛЬСКАЯ НОЧЬ

В полусвет открытого окна

Мотылёк врывается ночной.

Отражает лилий белизна

Лунный луч, далёкий, неземной.

Радужные нити облаков

В кружева причудливо сплелись.

Таинство рождения стихов ─

Взмах крыла в неведомую высь.

***

Дом отчий пуст. И под родимым кровом

Уже давно меня никто не ждёт.

Не привечает задушевным словом,

Никто со мною вместе не всплакнёт,

И сердце вновь сжимается от стона

В стенах, где все предметы мне милы,

Глядятся в окна моего балкона

Двух жёлтых елей мёртвые стволы,

Их стороною птицы облетают.

Уже давно не будит их рассвет.

Они до боли мне напоминают

Отца и мать, которых больше нет.

***

Мы, певцы иллюзорных пространств,

Непохожих, роднит нас одно:

Нам не надо богатых убранств,

Нам подай вдохновенья вино!

Мы на землю пришли воевать ─

Силой слова пронзая броню.

Мы на землю пришли ликовать ─

Оды петь восходящему дню.

Но лишь тот из поэтов пророк,

Кто не ищет из лавров венца.

Кто, в себе истребляя порок,

Воплощает задумки Творца.

Из его громогласной строки

Обличительный рвётся огонь.

Всем нападкам врагов вопреки,

Не бежит он от лютых погонь,

Но открыто он смотрит в глаза,

В души, запертые на засов.

Он пришел. Ему есть, что сказать.

Он посланник. Он воин Христов,

ПОСЛЕДНИЙ БОЙ

Он был, как свежий ветерок ─

Такой же юный и весенний...

Но со смертельной раной лёг

У речки, бой приняв последний.

Шептали губы: «Жить хочу..,»

Он, умирая, крикнул: «Мама»!

И солнца луч зажёг свечу

В стенах разрушенного храма.

ПОЗДНЯЯ ВЕСНА

Гложет непогода затяжная:

Средь весны ─ так зябко без тепла..

Так же и ранима и нежна я,

Хоть краса до срока отцвела.

Бьётся сердце смело и влюблёно,

Вопреки всем рамкам временным.

Бросив вызов всем земным законам ─

Это вечность управляет им.

Жизнь моя, ты не Прокруста ложе,

Не тире меж двух надгробных дат.

Я, взрослея, становлюсь моложе,

Как рассвет, встречая свой закат.

СОНЕТ

Опасен миг душевной благодати!

Идёшь навстречу утренним лучам,

В прохожем видится приятель

И нет нужды радеть по мелочам.

Воспрянул город, приходя в движенье:

Здоровый сон здоровье породил.

Исчезла тень отеческих могил

И утряслись былые потрясенья.

Свежи цветы и мысли поутру,

Светла любовь у пробужденья,

И в сердце укрепилось убежденье:

Жива Россия, значит быть добру!

И оттого, возможно, и не кстати,

Опасен миг душевной благодати!

***

Июнь и сочен, и здоров.

Июнь, возьми меня с собою.

Я слышу твой небесный зов

Идти неведомой тропою.

Цветут на Родине хлеба!

Пшеничные поля как море,

Где тишину рвала пальба,

И над землёй витало горе.

Рассеялись печаль и грусть,

И я пронзительно впервые

Почувствовал, как манит Русь

В свои просторы вековые.

Тревожно мне! Но я готов ─

Возьми, июнь, меня с собою,

И я покину отчий кров ─

Пойду Отеческой тропою!..

***

Здравствуй! Я вернулся!

Пой, баян, играй,

Величая Русью

Милый сердцу край!

Счастье русской доли —

После чёрных дней

Затеряться в поле

Спелых ячменей.

Ставропольским шляхом

Вдоль Кубань-реки

Век несли без страха

Службу казаки:

Берегли станицы

От набегов «тьмы»,

Горсть родной землицы

Брали ─ от сумы…

Колосится стебель

Солнечным лучом,

А журавлик с неба

Возвратится в дом.

Не смотри же с грустью

На рубцы от ран!..

«Здравствуй! Я вернулся!

Пой судьбу, баян».

ХМЕЛЬ

Помню, мама хмель сушила

На газетке во дворе,

А Климентий Ворошилов ─

На неё сквозь хмель смотрел!

(А за голову вождей,

Ох, и перепало б ей!)

Отвлеклась, забылась, что ли? ─

Лишь вослед взглянуть успел:

У неё ведь в пыльном поле

Непочатых уйма дел!..

Из степи пришла усталой.

Встрепенулась: «Горе мне!..» ─

И портрет поцеловала, ─

Приколола на стене!

ХУТОР КУЧУБЕЙ

Среди подсолнечных степей,

В садах фруктовых утопая,

Слыл островком земного рая

Кубанский хутор Кочубей.

На родине героя ─ Мать

Легендою была согрета:

Две дони ─ Тишь да Благодать

Цвели под флагом сельсовета.

Из всех библиотечных книг

Был «Кочубей» на первом месте.

Воспетый автором комбриг

Слыл маковкой армейской чести

Войны Гражданской. Не вандал,

Борец за счастье новой власти,

Обронзовевший, восседал

На жеребце буланой масти.

И чудилось: пылит за ним

Гроза вражды неугасимой ─

Тачанка!

И строчит «Максим»

По белой гвардии России!..

Купив до Выселок билет.

Ищу я родину героя,

А хутора на карте нет ─

Неужто пал на поле боя?

Точней сказать: на поле брани…

России, Родины, Кубани?!

***   

Поскребу по сусекам,

По извилинам дна,

Из двадцатого века

Наберу горсть зерна.

(А ведь были когда-то

Все сусеки полны

Урожаем богатым

Хлебородной страны!)

Вот и всё, что осталось

Старцу русскому ─ мне:

Это ─ горсточка-радость,

Это ─ мудрость в зерне.

И несут меня кони

Под ущербной луной,

И слетает с ладони

В поле жизни зерно.

***

На оттаявших пашнях полей

Свет небесный собрался в ручей.

Влажный ветер накинул узду

На бегущую в степь борозду.

Полевая дорога пуста

От зари да калины куста,

От далёких станичных садов

До лазурных Кавказских хребтов.

И подковой звенит небосвод,

Казака зазывая в поход:

За Россию ─ её рубежи! ─

Буйну голову в схватке сложить!

Свет небесный! О, Родина-мать,

Помоги пустыри распахать,

Чтобы к сердцу тянулась всегда

Полевая твоя борозда!..

***

Философия зрения

На родные места

У бродяги и гения

До смешного проста:

Говоря о народе.

Понимать ─ земляки,

Не бросать сор в колодец.

Оживлять родники.

Делать дело ─ не дельце,

Помня святость Креста.

И ─ простите! ─ как Ельцын.

Не ложиться на рельсы

И не прыгать с моста.

Бог услышит моления

Тех, в ком совесть чиста.

Философия зрения

Пo-крестьянски проста!

ОКСАНЕ

Окрести меня, девонька снежная!

Если ты не красивее всех,

То не жить мне в неволе надеждою,

Не любить тебя, светлая, ─ грех!

Не смеюсь над судьбой и не плачу я

О годах ─ на повале тайги;

Пред тобой, коренной сибирячкою,

Возвращаю России долги.

Ты со мною, но всё-таки ─ около.

Лишь даруешь, как нищему хлеб,

Поправляя пшеничные локоны,

Мне родную кубанскую степь.

Затеряемся в солнечных нивах ─

Если Боженька милость пошлёт! ─

На мгновенье узреть мне счастливых

И тебя… И весь русский народ!

НА БЫВШЕМ ХУТОРЕ

На заре не выпала роса

Перевал не выткал перелески,

Вижу: на копне торчит коса,

В окнах нараспашку ─ занавески.

Человек ─ склонился к роднику…

Я приехал в ночь под воскресенье

Пособить покосом старику,

Обрести в забвении спасенье.

За горой взревел аэропорт.

В хате стёкла тонко задрожали.

Вижу: постарел, но бережёт

Человек родимые скрижали.

Пасека ─ теперь его колхоз.

Он его последний председатель.

Задал мне единственный вопрос:

«Президент с ума ещё не спятил?)

Поразмыслив, я ответил: нет.

На заре погас в окошке свет.

***

Расцвела улыбка лета ─

                             Божий дар на Первомай!

Солнцу подана карета ─

                             Ванька-кучер, выезжай

На простор и высь зенита.

                            Жизнь-злодейка хороша!

Степь кубанская открыта,

                            словно русская душа,

Пережившая Иуду

                             на распятии Креста,

И поверившая чуду, ─

                            в Дар Спасителя Христа.

Любовь Мирошникова

                       Памяти мамы

                                                                Губиной Лидии Прокофьевым

Не унёс мои печали ветер.

Всё мне о тебе напоминает.

Всё, что грело душу мне на свете,

Связано с тобой, моя родная!

В мои косы девичьи вплетала

Ты свою заботливую нежность.

Я в твоих объятьях подрастала,

Зная защищённость, безмятежность.

В трудностях ты рук не опускала.

Сердцем плача, радость нам дарила.

И путей ты лёгких не искала,

А за всё Творца благодарила.

Мама, по закону мирозданья

Ты ушла. Осталась боль утраты.

И недоуменье и страданье ─

Всё вместилось в цифре скорбной даты.

Сказано: «У Господа все живы».

Мне надежда распрямляет плечи.

Все сомненья суетны и лживы

В том, что зря с тобою жду я встречи.

Нет цены не только дням ─минутам

Посреди вселенской круговерти

Озарённым маминым уютом,

Где лишь рядом с мамой все мы дети.

Я сама давно имею внука,

Но, как в детстве, вдруг проснувшись в полночь,

В горький час, когда на сердце мука,

Плачу и зову тебя на помощь.

Суть моя, земное притяженье

Лишь любовью преодолевая,

Чувствует твоё преображенье ─

Ты не только в памяти живая.

КОЛОКОЛА КУБАНИ

К вечерне с выси Красного собора

Молитвенно звонят колокола.

Рубинами закат украсил город.

Мерцаньем ранних звёзд река светла.

Над ней склонились ивы покаянно,

В речной воде им виден горний свет!

И в трепете восторженном им странно,

Что тонет город в суете сует.

Шумит, бурлит кубанская столица,

У краснодарцев ─  вечные дела!

Но как преображаются их лица,

Когда взывают к ним колокола!

Когда глухой бетон многоэтажек

Пронизывает их святой мотив,

Слепые души прозревают даже,

Хотя б на миг, врагов своих простив!

Святой мотив любви и очищенья

Зовёт сердца на добрые дела,

Чтоб не было в них гордости и мщенья,

Страстей греховных, лености и зла.

Внимая вам, колокола Кубани,

Сердца живою верою горят!

 Над вами, в золотой сияя рани,

И Ангелы, и голуби парят!

ПРЕОБРАЖЕНИЕ

Когда нисходит снег с высот,

Укрыв собой земную слякоть,

Душе, уставшей от невзгод,

От счастья хочется заплакать.

И всем снежинкам, до одной,

Внимаешь, словно откровенью.

И будто Ангел за спиной

Печали предаёт забвенью.

Нездешний свет,

Небесный свет

Преображает лица в лики.

И вдохновляется поэт

К созданию образов великих.

СИЛА НАДЕЖДЫ

Когда на остров выброшен волной,

Он вниз лицом лежал у моря кромки,

Оплакивали чайки за спиной

Разбитой мачты жалкие обломки.

Единственный, он чудом уцелел

Из жертв несчастных кораблекрушенья.

Очнувшись, он от горя поседел.

Но всё ж искал в надежде утешенье.

И, глядя день за днём в морской простор,

Он жаждал жить наперекор утратам.

От солнца возжигая свой костёр,

Едва живой, он был спасен фрегатом.

Так выброшена ты, душа моя,

На берег одиночества волнами

Житейского земного бытия,

С утратами, теснотами, скорбями.

Но теплится молитв костёр святой

В минуты роковые потрясенья.

И сердце видит в дымке золотой

Спешащий по волнам фрегат спасенья.

                РОДНОЕ

Клёну низко кланяюсь ─ прости меня!

Нежностью берёзку напою.

Лес моей весны под сенью синею

Вновь со мной. Я вновь в лесном краю.

И вдыхаю горьковато-пряные

Ароматы осени хмельной.

И калины капельки румяные

Рдеют по-девичьи надо мной.

Ты прости меня, новосибирская

Сторона родная ─ мой исток,

Что я променяла сердцу близкое ─

Всё твоё ─  на поиски дорог.

Что ушла тропою за неведомой,

За манящей призрачной мечтой.

Что, забывшись, искренно и преданно

Пела о любви земле иной!

Только накатила беспричинная

Боль-слеза на жизненную твердь,

И в глазах дымок листвы осиновой

Поманил, чтоб вместе умереть.

***

Ах, не так уж много мне одной

От щедрот земных, по сути, нужно.

Я неприхотлива. Дождь ли, зной,

Крайний Север или берег южный ─

Только форма. Просто ─  антураж.

Просто ─ перемена декораций.

Содержанье ─ творческий кураж,

И нежданный благовест акаций,

И восхода песенная стать,

И картины внутреннего зренья ─

В них парить, погибнуть и восстать

В редкие минуты озаренья;

И летать, спускаясь до основ

С высоты небес и птичьих звонниц ─

В мир своих полузабытых снов,

В мир моих фиалковых бессонниц.

***

Уже рассветы вешние пропеты.

Уже закат о вечности поёт.

Мой полдень одуванчиковый, где ты?

 Где ты, мой удивительный полёт

На облаке над солнечной тропинкой?

Мой детский сад и школьное окно?

Теперь уже лишь в памяти, за дымкой

Места, где я была давным-давно:

Где в ручейках сверкали самоцветы

И теплоходы выли на реке;

Где прятала под стёклышком «секреты»

И майский жук стучался в коробке;

Дул свежий ветер ─вестник и задира,

Жил сон-волшебник, сказочник-мороз

И старший брат с его закрытым миром ─

Смешное детство, мир щенячьих грёз.

За горизонт несут воспоминанья ─

Теплом давно потухшего огня,

Иллюзией ожившего преданья

 Живут во мне, и радуют меня.

***

Все прощу вам, мои дорогие:

И злословье, и суд, и усмешку,

И намеренья всуе благие.

Потому что сама не безгрешна.

Потому что сама ─  не святая,

Из того же, из бренного теста.

Потому и обиды глотаю,

Потому и не ставлю на место.

Я люблю вас, бесчисленно разных:

Многих грубых и чутких немногих,

Остроумных, строптивых и страстных,

Убежденных люблю и убогих.

То ль актеры мы, то ль сновиденья ─

Толком сами себе не известны.

Мы ─  одно. Мы ─ Земли порожденье.

Мы ─ фантазия Силы Небесной.