Жили-были…

Четверо, по-моему, из нашего старого Союза ещё числятся в списках невесёлой старости. Одному в квартире над итальянским магазином под девяносто, другому столько же в посёлке Пашковском (и он ещё засиживается в редакции «Родной Кубани», шутит и обещает к моим строчкам прибавить свои впечатления о нашем литературном быте). 

 Если бы мне кто-то сказал, что к старости, когда займут писательское помещение  неизвестные хозяева, вывезут оттуда остатки библиотеки, разорвутся все прежние  общественные связи, уберётся демократическим беспорядком устойчивое литературное общежитие, отвернутся от гражданского долга (воспитание народа средствами искусства) переметнувшиеся в новую власть начальнички, я бы, может, вовремя оценил государственную роль в поддержке творческой среды в провинции. А нынче я порой, проходя мимо стены, на которой крепилась табличка Союза, попечалюсь, что мы все, такие разношерстные, то тем, то этим враждебные, никогда больше не соберемся на какое-нибудь заседание. Тридцать с лишним лет  я держался в обществе литераторов чуть в стороне  ─ и на тебе: грущу! Ничего удивительного: то просто была жизнь. Зачем-то существовали мы в этом тёплом городе. Зачем-то за восемь лет до гибели советской власти я выступал с длинной речью на отчётно-выборном собрании.

                                            О ЖИВОМ СЛОВЕ    

─ Позвольте мне наконец-то высказаться о состоянии наших местных литературных дел. Настала пора трезвости, откровенности и  прямоты в разговоре о судьбе писательской организации. Не может быть так, что  в разных отраслях жизни назрели проблемы, которые требуют решений, а в писательской среде проблем ─ никаких. Мы солгали бы самим себе, руководству, читателю, редакциям газет, если бы пошли по этому пути успокоения и лакировки. Мы живая организация. В последние годы мы пережили и кризис, и спад, и недоразумения. И вот без крика, без унижения товарищей, которые, может, нам когда-то насолили, но и без равнодушия к смыслу местной культуры давайте поговорим все вместе  о себе самих.

 Как нам жить в писательской организации после июльского Пленума ЦК, после разговоров  о  перестройке идеологической работы в крае? Каким образом эта перестройка повлияет  на литературу? ─ нам ещё никто не сказал. Но вся реальная суть июньского Пленума в том, чтобы его насущные решения, призывы адресовать не только своему товарищу по работе или кому-то вообще, кто должен, мол, их выполнять, претворять в жизнь, а прежде всего ─ самому себе. Нужна с о з н а т е л ь н о с т ь  каждого на любом профессиональном месте.

В нашей среде, в той среде вольных художников, где каждый в отдельности сидит дома за письменным столом и вроде бы ни от кого не зависит, организационный момент играет важную роль. 

С него, пожалуй, и начну.

Вот наше отчётно-выборное собрание. 

Признаюсь, на всех предыдущих собраниях я замечал, что чья-то искренняя речь никому не нужна, её слушают и не слушают, при этом даже усмехаются: говори, мол, распинайся, всё  равно будет так, как было, или как захотим мы с нашими ребятами. Иногда виноваты были и сами ораторы, потому что они выходили на трибуну и не утруждали себя мыслями о проблемах творческой жизни в нашей организации, они просто о т м е ч а л и с ь: учтите, мол, товарищи руководители, вот я сказал слово своё и всё сказал  п р а в и л ь н о. Но зачем так хитро и равнодушно выступать? Честнее уж тогда – вообще не приходить на собрание. Тем более, что 1-я часть собрания всегда была для нас формальной прелюдией к более утробным потребностям: к тайному голосованию! Отсидеть, пересидеть! – знакомые все слова. Делай вид, что ты внимаешь идее общественного мероприятия, притихни, поспи с открытыми глазами, а потом бодренько, механически похлопай в ладоши, и про тебя скажут, что ты активен и «понимаешь задачи». И это в писательской среде! Так жить надоело. Всякая минута личной или совместной работы должна быть освящена стремлением к общественной пользе. Никакого притворства, формализма, никакой пустоты и отметок «для галочки!». Мы крадём у себя и у общества драгоценные часы  пустым участием и в те часы ничего не даем ни  обществу, ни себе.  Конечно, выборы в органы правления местного СП – акт демократический и привычный. Но процесс выборов занимает  в повестке дня в т о р о е место неслучайно. А главное: наши мысли, наша сокровенная забота, наша писательская совесть должны преодолеть паническое безразличие (всем, дескать, всё надоело и толку всё равно не будет) и устремиться на помощь организации, где, как ни клади, проходит наша долгая жизнь. Да и что такое 1-я часть нашего собрания? Это  собственно литература, ради которой, как выясняется, мы и родились. Давайте говорить о состоянии нашей кубанской литературы. Серьёзно, родственно, сердечно. И тогда ко второму вопросу в повестке дня мы подойдём с таким же настроем, выберем товарищей, которые поведут СП к глубокой работе, к творческой солидарности. Нередки случаи, когда все думают одно и тоже, но все молчат. Вдруг с ужасом обнаруживаешь, что неблагополучие  устраивает всех.

Вот поэтому хочется в первую очередь поговорить о должности ответственного секретаря писательской организации.

Опираясь на живые примеры прошлых лет, я могу сказать: так я и не понял, зачем нужен организации ответственный секретарь. Что  он обязан делать и слыхал ли он когда-нибудь об этих обязанностях? 

Не буду называть всех наших бывших ответственных секретарей, никого не хочу обижать персонально – каверза неудовлетворительной деятельности заключена не в них даже, а в плохой дурной традиции, которая непонятно как сложилась. Не уяснив из их работы, что они о б я з а н ы   б ы л и  делать, я зато усвоил, чего они делать н е  д о л ж н ы .

Чего же? 

Они не должны, во-первых, тащить себя сами в ответственные секретари; приятнее и полезнее, когда ответственный секретарь – желанный начальник всего коллектива. Во-вторых, ему нельзя  искать личных выгод – из своего административного положения. Злоупотребление  служебным положением проникло в литературную среду (в том числе и в московскую) ещё более, чем куда бы то ни было. Что происходит: только мы выберем  товарища ответственным секретарем, как он моментально, по неписаному правилу, давит на издательство и «рекомендует» запускать в производство свою беспомощную толстенную рукопись! Оттого он и рвётся наверх. Издатели привыкли к этому. Зато ответственный секретарь почти никогда старательно не хлопочет о том, чтобы уладить недоразумения с рукописью своего коллеги. Порою он даже своей самодержавной рукой  искусно прихлопывает эту рукопись.

Довольно «своего корыта»! Ответственный секретарь – миссия общественная, пусть и краткосрочная, и пусть он будет добр набраться общественного сознания и партийной совести. Только с чистой совестью он сможет проводить линию партии и в организационных и в творческих вопросах. Ему неприлично рассчитывать на золотую вельможную карету, в которой весь город вынужден его возить. Перед литературой все одинаковы. В коллективе все равны. Заботиться надо обо всех. Учтём ошибки и похороним дурную традицию. Ответственные секретари очень часто только отбывают часы в организации, не чувствуют пульса современной советской литературы (а зачастую и не знают лучшую текущую литературу, потому ничего не читают),  планы составляют формально, ─  между тем все рабочие планы на год должны отражать  кипение современных нужд, задач, реальность достижений и способствовать движению литературы вперед, удовлетворению (истинному, а не мнимому) запросов нынешнего просвещенного читателя. Ответственный секретарь (вместе с секретарём партбюро) не может ни заметить первым крошечное неблагополучие в ежемесячнике, в издательстве, в литературном процессе в целом, идейно и профессионально вскрыть проблему, принять меры, то есть: он, руководитель, должен воистину вести писательскую организацию. А было? Ответственные секретари на наших глазах перевертывались в самых безответственных начальников или служителей «своего корыта». Но мы с вами тоже виноваты. Мы плохо требуем. Мы требуем 

и з б и р а т е л ь н о. Если во главе стоит н а ш человек, мы помалкиваем и  даже покрываем его грехи. Если н е  н а ш,  мы визжим от всякого пустяка и гоним время к тому дню, когда со сладостью, с помощью интриг сковырнём его тайным голосованием. Какие интересы за этим кроются? Уж конечно не любовь к литературе и порядку. Были случаи, когда организация боялась грядущей расправы и потому многие голосовали не так, как могли бы это делать при гарантии спокойствия, человечности и дружбы. Но ещё одна интересная вещь. Мы из-за группового недомогания упускаем одну возможность. Можно поначалу доверить товарищу кресло без охоты, но зато потом со смущением за самого себя сказать: зря пугались! всё-таки он повел дело правильно и всё-таки он человек!

Мы такие упрямые, железные; никогда не скажем: да, я ошибался.  Если сейчас у нас нет верного кандидата, давайте выберем кого-нибудь и воспитаем! Никуда теперь он от нас не денется, мы заставим его работать, думать о литературе и о нас, и мы вздохнём в благожелательной творческой атмосфере все.

Идеальный в моём понимании руководитель СП мог бы однажды принести нам на заседание Бюро газету «Советская Россия», прочитать нам абзац под названием «Почему не стыдно бракоделу?» 

 На съезде партии сурово осудили серость в искусстве. Мы, когда обсуждали решения съезда, то больше тревожились за судьбу колхозов и заводов, а о своих литературных поставках умолчали. Может, поговорим, что ли… Начнём с ежемесячника «Кубань»?

 Но ответственный секретарь никогда так не скажет!  У него, во-первых, может сидеть в ежемесячнике редактором  с в о й  человек, а если сидит противник, то он его побоится, да ещё и втайне подумает:  а не против него ли говорилось на съезде? Кто ж это станет разоблачать самого себя?!

Как выглядит вся наша организация в глазах кубанской общественности? Кого-нибудь это волнует? Не упала ли она немножко? А что думают о нас в стороне молодые литераторы? Мы так привыкли друг к другу, что наше замороженное состояние кажется нам нормальным. Но ведь за нашими плечами край в 5 миллионов. Где наш ежемесячник? в каком пыльном углу он лежит обиженный? Разве это нормально, что годами и десятилетиями он не пользуется не то что популярностью в пределах края, но примитивным вниманием? Нужна честная оценка литературного положения на Кубани. В литературно – художественном ежемесячнике пора воцариться наконец х у д о ж е с т в е н н о с т и   и культуре. Не делают же его мужики 20-х годов, позавчера окончившие ликбез? Нет!  Заглянем не в столичный журнал, а в газету «Советская Россия». Там непременно какая-нибудь живая публикация: опять кого-то нашли, открыли, напечатали письма, взяли интервью, разыскали родственников славного героя и т.д. и т.п. А кого открыли мы? Где они, кубанские герои, ─ не в тришкином кафтане торопливого автора, а во всей  красе своей природы и биографии? Где они? Их не было? Были. Их нет теперь, т е х, времен далеких. Мы прошли мимо них. Забыли. Живут другие, но где они?! Сухие скелеты в очерках – разве это герои? В чём же дело? Мы выполняли план по валу и по тематике.

Одни ли мы виноваты?